17. Торговый дом Дмитрия Ивановича Филиппова (год основания - 1804)
        Тверская улица 10, стр.1
17.1. Пекарня и пряничное заведение Д.И.Филиппова
        Бакунинская улица 26 / Покровская улица 26


Отрывок, посвященный Д.И.Филиппову, из книги Владимира Гиляровского «Москва и москвичи»:
«На Тверской, против Леонтьевского переулка, высится здание бывшего булочника Филиппова, который его перестроил в конце столетия из длинного двухэтажного дома, принадлежавшего его отцу, популярному в Москве благодаря своим калачам и сайкам.
Филиппов был настолько популярен, что известный московский поэт Шумахер отметил его смерть четверостишием, которое знала вся Москва:
Вчера угас еще один из типов,
Москве весьма известных и знакомых,
Тьмутараканский князь Иван Филиппов,
И в трауре оставил насекомых.
Булочная Филиппова всегда была полна покупателей. В дальнем углу вокруг горячих железных ящиков стояла постоянная толпа, жующая знаменитые филипповские жареные пирожки с мясом, яйцами, рисом, грибами, творогом, изюмом и вареньем. Публика — от учащейся молодежи до старых чиновников во фризовых шинелях и от расфранченных дам до бедно одетых рабочих женщин. На хорошем масле, со свежим фаршем пятачковый пирог был так велик, что парой можно было сытно позавтракать. Их завел еще Иван Филиппов, основатель булочной, прославившийся далеко за пределами московскими, калачами и сайками, а главное, черным хлебом прекрасного качества.
Прилавки и полки левой стороны булочной, имевшей отдельный ход, всегда были окружены толпами, покупавшими фунтиками черный хлеб и ситный.
— Хлебушко черненький труженику первое питание, — говорил Иван Филиппов.
— Почему он только у вас хорош? — спрашивали.
— Потому, что хлебушко заботу любит. Выпечка-то выпечкой, а вся сила в муке. У меня покупной муки нет, вся своя, рожь отборную покупаю на местах, на мельницах свои люди поставлены, чтобы ни соринки, чтобы ни пылинки... А все-таки рожь бывает разная, выбирать надо. У меня все больше тамбовская, из-под Козлова, с Роминской мельницы идет мука самая лучшая. И очень просто! — заканчивал всегда он речь своей любимой поговоркой.
Черный хлеб, калачи и сайки ежедневно отправляли в Петербург к царскому двору. Пробовали печь на месте, да не выходило, и старик Филиппов доказывал, что в Петербурге такие калачи и сайки не выйдут.
— Почему же?
— И очень просто! Вода невская не годится! Кроме того, — железных дорог тогда еще не было, — по зимам шли обозы с его сухарями, калачами и сайками, на соломе испеченными, даже в Сибирь. Их как-то особым способом, горячими, прямо из печки, замораживали, везли за тысячу верст, а уже перед самой едой оттаивали — тоже особым способом, в сырых полотенцах, — и ароматные, горячие калачи где-нибудь в Барнауле или Иркутске подавались на стол с пылу, с жару.
Калачи на отрубях, сайки на соломе... И вдруг появилась новинка, на которую покупатель набросился стаей, — это сайки с изюмом...
— Как вы додумались?
— И очень просто! — отвечал старик. Вышло это, действительно, даже очень просто.
В те времена всевластным диктатором Москвы был генерал-губернатор Закревский, перед которым трепетали все. Каждое утро горячие сайки от Филиппова подавались ему к чаю.
— Э-тто что за мерзость! Подать сюда булочника Филиппова! — заорал как-то властитель за утренним чаем.
Слуги, не понимая, в чем дело, притащили к начальству испуганного Филиппова.
— Э-тто что? Таракан?! — и сует сайку с запеченным тараканом. — Э-тто что?! А?
— И очень даже просто, ваше превосходительство, — поворачивает перед собой сайку старик.
— Что-о?.. Что-о?.. Просто?!
— Это изюминка-с!
И съел кусок с тараканом.
— Врешь, мерзавец! Разве сайки с изюмом бывают? Пошел вон!
Бегом вбежал в пекарню Филиппов, схватил решето изюма да в саечное тесто, к великому ужасу пекарей, и ввалил.
Через час Филиппов угощал Закревского сайками с изюмом, а через день от покупателей отбою не было.
— И очень просто! Все само выходит, поймать сумей,— говорил Филиппов при упоминании о сайках с изюмом.»

Пазухин Алексей Михайлович «Шутки пера» [1904]
В кофейной Филиппова.
(Картинки).
Ослепительно ярко горит электричество, освещая кофейную Филиппова с улицы, и на этот яркий свет, как ночные бабочки на свечку, слетаются посетители со всех стороне. Идут дамы с кавалерами, идут кавалеры одни, но дам без кавалеров не видно. Запрещено.
В кофейной, украшенной лепными работами плафонами и панно, очень много народа.
Сидят за мраморными столиками офицеры, студенты, фрахты, купцы и прочего звания люди. Пьют кофе, шоколад, чай, молоко, едят пирожки, читают газеты.
Поставленный у входа швейцар то и дело подходить к посетителям и просит снять шляпы и шапки.
 - Зачем это? - недоумевают некоторые.
 - Приказано-с… Запрещено в шапках сидеть-с…
 - Да здесь холодно у вас.
 - Все равно-с.
Посетители обнажают головы. Какой-то совсем лысый старичок долго спорит, протестует, но кончает тем, что снимает свою меховую шапку и повязывает голову платком, возбуждая громкий смех публики и делаясь очень похожим на старую бабу.
Какой-то брюнет с закрученными усами и с эспаньолкой тоже протестует.
 - О, нэт, я не кочет! - говорил он. - Я в Париж на всэ ресторан ходить в шапо.
 - То в Париже, а здесь поближе, - острит швейцар и заставляете-таки парижанина снять шляпу.
По кофейной из угла в угол снует толстенький, коротенький человек с большими усами и с маленькими глазками. Это распорядитель, известный всей Москве татарин «Пал Василич» или «Кубарик». Он встречает посетителей поклонами, помогает найти место, несет газеты и журналы, торопит лакеев и поспевает везде. Крепок кофе - он бежит с приказанием подать слабее. Густ шоколад - подают как следует.
Угрюмых посетителей он занимает разговорами, с веселыми болтает и шутит, с важными и требовательными он обращается как с владетельными герцогами.
 - Посетитель усе равно, што малы дитко, его нады тэшить, его нады спакоить и я усе равно што няня посетителю! -- говорит он и смеется, щуря свои узенькие глазки еще больше и катаясь по ресторану, как шар.
Шоколаду прикажете? - спрашивает он у вошедшего и занявшего столик старичка.
 - Да, шоколаду… Но почему вы узнали, что мне надо именно шоколад, а не кофе, не чай?
 - Усех посителей знаим, усех знаим!
Старичок смеется, очень довольный.
Входит купец, - без купца немыслимо никакое публичное место в Москве.
Купец, должно быть, весьма пообедал. Лицо у него красное и ласковое, глаза как маслом покрытые, ноги не особенно послушны, а руки жестикулируют каждую секунду, но довольно не кстати. К нему подходит лакей и вопросительно останавливается, ожидая приказания.
Купец делает какой-то жест, ничего не объясняющий.
 - Что прикажете? - спрашивает лакей.
 - По… полбу… А? Что-ж ты сто…ишь?
 - Извините-с, я не понял…
- А?… Гглуп!… По… полбу… Полбутылки!… А?…
 - Сельтерской или содовой?
 - А?… Очччинь глуп!… Коньяку полбу… тылки… Финь-шинь… Шинь-финь… Вобче лучшего!…
 - У нас коньяку нет-с, извините.
 - А?… Арбжи…
 - Нет у нас коньяку, не торгуем.
Купец делает строгое лицо и жесты у него принимают вид определенный. Еще немного, и лакей должен пострадать, но в эту минуту подоспевает «Кубарик».
 - В чем дело?
Ему обеясняют.
 - А, знаю!… Сичас, ваше степенство, в адин минут! - говорит «Кубарик» и перед купцом появляется стакан обыкновенного чаю без всякого коньяку.
 - Пожалте! - говорит «Кубарик».
Купец дико смотрит на чай, на лакея, на распорядителя и начинает пить чай, быть может, зная, что это обыкновенный чай, быть может, принимая его за чай с коньяком.
 - Дайте мне газеты! - приказывает какой-то господин, из породы тех, которых в Москве зовут «стрюцкими».
Ему подают целую пачку газет и журналов.
 - Не эти мне нужны!… Что это за газеты? Кто их читает? Дайте мне самую лучшую, самую распространенную…
 - Какую же это именно? Я подал все-с.
 - То-то, что не все… Подайте мне «Рассудительную Муху».
 - Этой нет-с, не получаем.
 - Как?! Что за невежество, что за отсталость! Я ходить к вам не буду, если у вас «Рассудительной Мухи» не будет! Никто к вам ходить не будет.
Публика заинтересована.
 - Что же это за «Муха» такая? - спрашивает кто-то. Должно быть, очень интересная газета…
 - Полно вам! Это просто агент этой газеты. Он ходит по ресторанам, по кофейням и спрашивает своей газеты, но, и достигает иногда цели - выписывают ее…
 - Ишь ты, до чего нон люди дошли!
 - Дойдешь, ежели без этих фортелей торговли то нет…
 - Скучно тут стало последнее время! - замечает франтик.
 - Чем же скучно?
 - Нет дам, как бывало.
 - А вот дама, вот еще, вот еще…
 - Ах, я не про этих! Эти с папашами, с мамашами, с мужьями, а тут, бывало, одни бывали.
 - Ну, это, брат, ты напрасно. Тогда сюда никто и не ходил порядочный, а теперь хошь с детьми иди, совсем прилично стало.
Изгнание «одиноких даме» действительно придало кофейной совсем другой вид и в ней теперь бывают с семействами. Не столь шумно и «вольготно», но много благообразнее.


Тер-Габриелянц, Габриель Д. Общеполезная коммерческая «Биржа» и необходимые сведения и адреса для приезжающих с Кавказа и Закавказья… [1889]
Если Москва славится ресторанами и уменьем есть и накормить, то нельзя умолчать также и о прославившем Москву калаче. Действительно, нигде, ни в каком городе, в котором мне приходилось жить или останавливаться проездом нет таких калачей, как в Москве.
Объясняется это обстоятельство особенными свойствами Московской воды, но до сих пор еще не существует соперников Филипповскому калачу. Фирма пекарей Филипповых существует уже много лет, и хлеб из их булочной жители Московские предпочитают всем остальным. Главная пекарня находится на Тверской с кондитерским при ней отделением (сладкие пирожки, конфеты, варенье, сухие и глазированные фрукты, пастила ит. д.) и не так давно открытой кофейной, где за самую умеренную плату вы можете получить:
кофе, чай, шоколад, бульон, пирожки жареные, слоеные и т. д.


Газета «Коммерсант» №104 [1909]:
К убийству Тиханович.
Факты и слухи.
Дело об убийстве Тиханович до сих пор не подает признаков жизни. Шум газет умолк. Дело затихло.
Между прочим, посетители кофейной Филиппова, где часто бывала покойная, обращают внимание на следующие факты.
Недели за полторы-за две до убийства, Тихонович стала приходить в кофейную не одна, как это было раньше. Ее постоянно сопровождал какой то господин в темных очках.
"Спутник" был одет очень прилично, даже изысканно. Придя в кофейную, он садился за столик, соседний, где сидела Тиханович, и также спрашивал кофе.
К Тиханович подсаживались клиенты и начинались разговоры о делах. Как ростовщица, Тиханович тут-же давала взаймы деньги и здесь же брала векселя. Около нее целое утро кипела жизнь.
Рядом сидел невозмутимо спокойный господин. Курил папиросу и медленными глотками пил кофе.
Посетители скоро привыкли к этой молчаливой фигуре. Некоторые пытались с ним познакомиться, но тщетно. Незнакомец больше отмалчивался. Только все и узнали, что его зовут Иван Дмитриевич. Так, по крайней мере, обращалась к нему Тиханович.
Часть клиентов, получив отказ у Тиханович, пыталась обратиться за помощью к таинственному "Ивану Дмитриевичу", но всегда получали отказ. По-видимому, "незнакомец" тщательно избегал всяких знакомств. К своему "спутнику" Тиханович обращалась нежно и предупредительно.
По всему было видно, что он был ей не чужой. Бывали дни, когда Тиханович приходила в кофейную одна. В эти дни она была как-то нервно настроена. Была несговорчива, неуступчива и больше отказывала. В эти дни она, сидя за столиком, все время поглядывала на дверь, как будто кого-то поджидая
Действительно, в дверях появлялся таинственный незнакомец. Тиханович вся менялась. На лице появлялась довольная улыбка и она радостно приветствовала своего "спутника". Так дело шло две недели.
После убийства Тиханович "спутника" никто больше не видел в кофейной.