Северная пчела №97 [1861]
ЗАМЕТКИ О КЯХТЕ.
I.
Постановление 30-го марта настоящего года кладет конец чайной монополии Кяхты. Через год мы можем наконец надеяться пить дешевый чай, - даже раньше, чем через год, если господам кяхтинским торговцам благоугодно будет почтить нас сбавкою цен хоть с 1-го октября, во внимание к сбавке таможенных пошлин, ими уплачиваемых.
Кяхта всегда была любопытным предметом для русской статистики; это есть самый видный коммерческий пункт на всем пространств Сибири. Не только почтенные обитатели этого места любили свою слободку, заброшенную между гор Монголии в песчаной долине, но и в России было много и много у ней поклонников. Начиная от московских капиталистов до мелких сибирских зверопромышленников, от фабрикантов драдедама, плиса и легких сукон до сибирских извозчиков, от банкиров, торговавших золотом, до финансистов, которые считала поступавшие в казну миллионы кредитных билетов пошлины, много было сторонников у знаменитой слободки. Пять миллионов рублей дохода казне, говорили одни, благоденствие Сибири, твердили другие, развитие фабричного дела у нас, утверждали третьи - вот что такое Кяхта! Тот, кто покушался говорить против этой торговой колонии, казался в глазах горячих ее защитников врагом дельной коммерции, зловредным нововводителем, пожалуй, даже плохим патриотом.
И однако ж свершилось! Теперь все те, которые были лишены возможности пить заветный чайный отвар, будут наконец наливаться им до краев. «Российский» мужичок станет, пожалуй, таким же постоянным потребителем чая, каким давно стал сибиряк. Фабриканты драдодама и плиса - чего доброго! - должны будут улучшить способы производства своих товаров, чтоб доставить им сбыт не в один Китай. Извозчики в Сибири, того и гляди, перестанут «пробиваться на кнут» и займутся… ну, хоть на первый раз, заработками на заводах и приисках, а там и усовершенствованием собственного хозяйства, к которому не все же будут вполне равнодушны. Сами господа немногие благодетели отечества в Кяхте забудут о пользе провоза золота в жилетных карманах мимо таможенного шлагбаума и перестанут подчиняться печальной необходимости продавать китайцам товар дешевле, чем сами его купили. Финансисты, наконец, легко могут приобрести новый приятный для себя труд считать доходы с чая не по одной таможне, а по нескольким вдруг. Да, перемены большие! Мне сильно хочется по этому поводу вспомнить

* Впрочем, это и без того принадлежит преданию.

о милой слободке, посещенной мною чуть ли не четыре раза в последние годы. Знакомство с нею я начал с блаженной памяти трактата Чулкова о российской коммерции да со статистики Сибири, г. Гагемейстера, и, признаюсь откровенно, эти почтенные авторы раззадорили мое любопытство донельзя. В 1857 г., проезжая по Забайкалью, я горел желанием прокатиться в Троицкосавск, да не удалось. Только на Зее потом вспомнилась Кяхта и опять явилось желание узнать ее столько же, как Айгун. В это время, изволите видеть, кяхтинское купечество, боясь войны с Китаем, просило генерал-губернатора, бывшего на Амуре, о разрешении своих сомнений.
Помнится, был отправлен и курьер в градоначальство для извещения, что все идет хорошо; да приехал что ли он поздно или почему другому, только цены на нижегородской ярмарке были крепко возвышены и оказалось потом, что кяхтинцы поторговали в тот раз хорошо. Осенью того же 1857 г. мне удалось наконец увидеть знаменитую слободку и даже не раз, а два или три. Закусывая, по местному обычаю, жирными пирожками ароматический чай, я с жадностью слушал тогда рассказы одного старожила о добрых обычаях Кяхты. Правда ли, говорил я, что у вас соболи полны такого патриотизма, что, сколько раз ни променивай их китайцам, они все возвращаются в дорогое отечество?
- «Э, полноте, отвечали мне: это мифы или же предания глубокой древности! Зачем нам иметь таких дрессированных соболей? Мы просто нынче отпускаем металлы в изделиях, а золото даже в монете… лишь бы не больше трети всей мены… Обыкновенно купишь в Нижнем воз столовых ложек, или даже закажешь в Москве несколько пудовых кастрюль из чистого серебра, ну, и прав! Ведь китайцы народ как есть во всем дошлый*, им бы только металл, а за изящной формой они не гонятся. Прежде бывало, конечно, если не хватит товара для оборота, так иной съездит раза три на дню в город и привезет мало-мало, с грехом пополам, в кармане; а нынче почто?
Конечно, можно бы: в сидейке ведь ничего не найдут, а по карманам у негоцианта шарить не станут, да говорю вам: не для чего!»
Это было первое впечатление.
- «Ну, а скажите, как бы попасть в Маймачен?» - «Ничего нет легче; пойдемте сейчасъ) Вот мой приятель Сыо-Фаюнь; это добрый старик; фуза** у него самая лучшая; хотите зайти?»
- «С удовольствием.»
- «Подают нам чай и поднос с перегородками, промеж которых насыпаны фрукты и другие лакомства.
- «Ну, что? нравится ли вам устройство китайских домов?»
- «Да, удобно и даже красиво, но только внутри, а отнюдь не снаружи.
- «А вот погодите! мы сходим взглянуть на театр и кумирню; там вы не то скажете… А что ваша поторговай ничинай нету?»

* Смышленый, хитрый, практический.
** Лавка.

- «Кака поторговай, отвечает китаец: какый вы чена за ваши постафи! Плямо тута чена за нинански одали ножаии сопчи.»
- «Аллах! сказал я: что это за язык?» - «Да-с, это язык кяхтинского торговаго мира, русский, как видите, а отнюдь не китайский, затем что русские - на Кахте господа и хозяева…»
Господа!… Вот в том и дело, что вовсе не господа. Китайцы торгуют единодушно и держат наших в руках совершенно. Посылая своих приказчиков шляться по Кяхте с утра до ночи и зевать молча по целым часам в приемных залах наших купцов, они вполне поняли нрав российский, с его тщеславием и невыдержанностью. Никакие небесные силы не заставят их изменить назначенной раз цены на чай, и русским купцам остается всегда покориться, чтобы товары не залежались и не испортились и чтоб успеть во-время отправить чай к Макарью или в Ирбит и там вознаградить коммерческую неудачу на своих соотечественниках.
Кяхтинские торговцы русские, как известно, именуются компаньонами; оня de jure торгуют все, как один. Товары у них оценены старшинами, и продать дешевле назначенного хоть аршин дабы они не имеют права. Но, боги! тут-то и выходит беда. Очень хорошо понимая, что чай в России сойдет, какую цену ни запроси, они делают постоянно интимные уступки китайцам и приплачивают недостаток цены карманной монетой, каждый уже по своему вкусу и разумению. Как вы думаете, напр., какие от этого получаются результаты?

* А что вы торговать не начинаете? -- Как торговать, когда вами такая дорогая поставлена цена? Такою ценой вы нас, китайцев, зарежете.

А вот не угодно ли:
1 фунт черного чая в Маймачине стоит
около                                                                         40 к. с.
Пересылка его по почте могла бы стоить       25  “   “
Пошлина                                                                   35  “   “
Зашировка и другие мелкие расходы на Кахте    5  “   “
Коммерческий барыш 25% с капитала в
один оборот                                                             25  “   “
Изредка случающиеся подмочки, раструски и
пр., за что впрочем отвечают приказчики
и извозчики, ну хоть, на фунт                              5  “   “
Итого                                                               1 р. 35 к.

Где же вы найдете у нас чай в 1 р. 35 к., хотя бы в Москве или в Нижнем? Есть в 1 р. 65 к., 1 р. 75 к. и т. д., но в 1 р. 35 к. решительно нет нигде. Вы спросите наконец, куда же деваются 30 копеек с фунта не менее тридцати? Да это, господа, процент за коммерческое несовершеннолетие наше; уверяю вас, ничего более! Шампанское в Кахте, подававшееся в прежние времена взамен квасу, приобреталось на коммерческие 25%, а 30 копеек мы просто-за-просто платили как штраф за нашу необразованность… Вот увидите, что вперед, с возникновением конкуренции, этого случаться не будет.

II.
Но перестанемте сердиться на Кяхту и пойдемте хоть в киргизскую степь, в Чугучак, Семипалатинск и Сергиополь. - Что за притча?
говорите вы: чай, проехавший из Фуцзяна до Чугучака (5,400 вер ) стоит в этом городе 55-60 коп. за фунт, много 70, а в Сергиoполе не меньше рубля? Ведь от Чугучака до Сергиополя всего 270 верст и пошлины не платится никакой. - Да-с, господа, это тоже загадка не из последних. Изволите видеть: Кяхта имеет в Чугучаке соперника, хотя пока неопасного, но все же соперника. Задавить Чугучак, стало быть, нужно. Сначала попробовали мы захватить и здесь монополию, как на Кяхте, но пожар фактории в 1856 году отбил у нас охоту торговать на западе. Чтобы окончательно уничтожить этот город, мы даже пробовали просить, чтобы нам позволено было купленный на Кяхте чай, не оплачивая его пошлиной, провозить в киргизскую степь чрез Сибирь и там продавать его дешевле ташкентцев, да, на наше горе, это не удалось. Начальство как-то смекнуло, что этот великодушный патриотизм отзывается все тою же кяхтинской склонностью к монополии, ну, и не позволило нам. Что прикажете делать? Вот мы и обзавелись в Сергиополе, Кокбектах и проч. лавочками и продаем в них чугучакский чай по рублю. Что за дело, что, 300 верстами далее к западу, в Каркаралах, фунт опять можно купить у татар за 90 коп., даже за 80! это уже вещь неопасная.
Но вы, быть может, недовольны такою придирчивостью, такими мелочными нападками. Вы упрекаете меня за скачки из Забайкалья в Семипалатинск и Аягуль. Извольте, я опять вернусь на восток и прежде всего на родимую почву, в Иркутск. Вот пришли обозы из Забайкалья и у пристани ждут самолета, чтоб переправиться в город. - Зачем это их несет на правую сторону Ангары? Ведь владелец парома может взять 38 коп. сер. с каждого воза за удовольствие переехать реку. - Э, помилуйте, господа! это плевое дело. Лучше пусть чай переедет к нам в город для осмотра, чем мы поедем осматривать его на той стороне. Да там и навеса нет для склада его: это все стоит хлопот. Публика же вознаградит нас во всяком случае, так как чай имеется у нас одних.
Прекрасно. Скажите еще, как это случилось, что чаями торговали на Кяхте 140 лет, а между тем порядочной дороги из нее до Иркутска вовсе время не было? Конечно, тут виноваты не позаботившиеся устроить шоссе; но история прибавляет к делу кое-что и еще. Дорога кругом Байкала исключительно была нужна для почты и для чайных обозов. На сколько необходимо было устройство пути в видах почтового сообщения, на столько он и поддерживался. Но
казна была в праве думать, что господа чайные негоцианты не откажутся для собственной пользы проложить более порядочную дорогу. Казна имела даже доказательство этой благонамеренности в виде значительной суммы, принесенной кяхтинцами на алтарь общей пользы. Только она, вместе с целой страною, ошиблась в одном: инженеры предлагали провести дорогу чрез один горный проход, а г. И-в и за ним, все компаньоны настояли, чтоб она шла чрез другой, именно, чрез Нукен-дабан. Вот где и секрет того, что чай путешествовал до Иркутска но каким-то вертепам и безднам, вместо дороги! Конечно, за перевоз его при этом приходилось платить недешево, да что за беда? Ведь публика покупала неизменно весь товар без остатка.
Теперь позвольте, в заключение, уехать из милой Сибири в чужую землю в Кантон. Вот еретический, неупотребляемый православными желудками сорт чая Souchong (cу-шон); это то же, что наш лучший черный чай, только считаемый нами за худший. Купив его в Кантоне и провезя кругом Африки, англичанин продает в Лондон за фунт по шиллингу или по два, не более (32-64 к.). Не угодно ли будет выпить вам этого чая здесь, в Петербурге, заплатив хоть 35 к. пошлины с фунта, да 10 коп. за перевозку; 64, 35 и 10 составят 1 р. 9 к., не больше. Господа! да это блаженство! Теперь мы понимаем цель нового тарифа на китайское сено: вы видели, что фунт его, по расчету, должен бы стоить в Петербурге, при покупке чрез Кяхту, 1 р. 35 коп.; скиньте 20 коп. пошлины, сбавленные новым законом, и вы получите те же почти 1 р. 9 к., немножко лишь больше (1 р. 15.). Шесть копеек вы, конечно, согласитесь подарить нашим преданиям или отдать в состав коммерческого процента 25 со ста.
Но однако, довольно! Я, право, не думал погрузиться настолько в скаредные расчеты рублей и копеек, чтобы навести скуку. Да и как это случилось, что я хотел вспомнить слободу Кяхту, а забрел в Лондон и даже в Кантон, право не знаю. Но, впрочем, постойте! грешить, так уж грешить до конца. Позвольте еще сказать два слова о предметах,
стоящих тоже вне Кяхты, по крайней мере, географически. Вот три города на крайнем западе Небесной империи: Чүгучак, Кульджа и Кашгар. Договор полковника Ковалевского открыл нам с 1851 г. два первые, трактат генерала Игнатьева открывает теперь последний. Мы слышали даже, что, но следам семипалатинского купца, Букаша, в Кашгар отправился уже второй караван Кузнецова. О Кульдже и Чугучаке говорить нечего: там мы – жданные гости давно. Позволим себе пожелать, не в ущерб, конечно, старушке - Кяхте, а для выгод подвластных нам стран и самой торговли, чтобы русские капиталы направились к этим пунктам. Конкуренция полезна везде, а степи, кроме того, нуждаются в оживлении. Нам нет нужды, конечно, говорить, что начинающееся в них коммерческое движение есть, без сомнения, важнейший шаг в историческом развитии средне-азиатских помадов: такая точка зрения была бы слишком высока для беглых заметок. Но и умолчать о симпатии к торговле чрез Чугучак, Кашгар и Кульджу мы не считаем удобным. Кяхта доставляла нам чай, только чай: в Кашгарте, кроме него мы найдем шелк (из Хотана), дорогие металлы, камни (с Болора), хлопчатку, как материал для будущих западно-сибирских мануфактур, ковры, кашмирские шали, ревень, лучшие сорты фруктов и проч. Маленькая Кяхта должна будет по неволе сойти с искусственного подножия и уступить место Алматам Семипалатинску и Петропавловску: но, господа кяхтинские торговцы! для вас дорога в Азию ничем не заперта: перенесите свои капиталы и труд на новую почву, променяйте выгоду монополии на выгоду предприимчивости - и вы в убытке не будете. Что же до нас, потребителей, то мы душевно поблагодарим вас за ваши труды, всегда будем рады видеть ваши успехи и на веки забудем дороговизну чая, которым вы нас поили.
M. B-ъ
Не-Кяхта, 15-го апреля 1861 г.

* Некоторые думают, что для торговли с восточным Туркестаном вместо Кашгара, лучше избрать Алсу, как более близкий пункт. Мы не разделяем этого мнения, ибо Кангар есть избранный промышленный центр, сего Алтышара, т. е. шести западных городов М. Бухарии.