Кокорев И.Т. Москва сороковых годов [1959]
Лейкин Н.А.
Чехов А.П. «Писатель» [1885]
Гончаров И. А. Русские в Японии в начале 1853 и в конце 1854 годов (Из путевых заметок) [1855]
Мельников П.И.
У самовара (журнал «Шут» №41 [1906])

---

Журнал «ОСКОЛКИ», №33 [1884]
ОСКОЛКИ ПЕТЕРБУРГСКОЙ ЖИЗНИ.
Француз с китайцем войну начинает.
Китайцы — народ особенный. Их собственные Аксаковы ими должны быть довольны: китайцы в китайщину влюблены и европейскую цивилизацию отрицают: мужчины ходят с косами, по-французски там никто не говорит, и опереточных певиц из Франции не выписывают.
Если с одной стороны Китай равнодушен вполне к Франции с ее духами, трюфелями, винами, оперетками и реальными романами, то ведь и французы вовсе китайского чая не пьют. Итак, отношения между ними никогда не были приятельскими, а посему разрыв не поразителен. Причина та, что китаец француза надул, и француз хочет теперь китайца за непочтительность поколотить. Ну, и на здоровье.
Вот страшно было бы, если бы мы с китайцем поссорились: у нас так много общего, именно китайский чай. Вся разница между нами в том, что мы пьем чай в прикуску или в накладку, а китайцы — вовсе без сахара. Начнись война, китаец нам чаю не даст, купцы, выпивающие в день по 10 самоваров, похудеют в животах и даже заболеют. И пойдет расстройство торговых дел.
Воевать нам с китайцем еще потому нельзя, что, по народному поверью, Китайская империя, или Небесная империя есть нечто священное. Война с Небесной империей может повлечь за собой светопреставление. Положим, в последнее время ученые неоднократно назначали день, час и подробную программу светопреставления, но оное, по независящим обстоятельствам, все откладывалось, а все-таки шутить с такими вещами не следует. Не увидим тогда процесса о хищении в Таганрогской таможне, дела Мироновича, настоящих плодов настоящего классического воспитания, нового частного драматического театра Казанцева, воздушного корабля капитана Костовича, вторичного приезда М. Угальд, торжества Морского канала над своими клеветниками, оправдания крокодилов из Главного Общ. Российск. жел. дорог, нумеров журнала «Ваза», начиная с седьмого, опоздавшего доселе по случаю холеры, и т. п. интересных вещей.
Если бы я писал настоящую передовую статью на тему «война Франции с Китаем», я должен был бы приплести Европу вообще, взгляд Бисмарка, дать французским командирам военные наставления и советы, запугать читателя и обнаружить свое глубокомыслие. Не умею и не пишу.

---

Вересаев В.В. «Гоголь в жизни: систематический свод подлинных свидетельств современников : с иллюстрациями на отдельных листах» [1933]
Первою заботою Гоголь почел устроить утреннее чаепитие. Запас отличного чаю у него никогда не переводился, но главным делом для него было набирать различные печенья к чаю. И где он отыскивал всякие крендельки, булочки, сухарики,-- это уже только знал он, и никто более. Всякий день являлось что-нибудь новое, которое он давал сперва всем отведывать, и очень был рад, если кто находил по вкусу и одобрял выбор какою-нибудь особенною фразою. Ничем более нельзя было сделать ему удовольствия. У самого папы не бывало, думаю, такого богатого и вкусного завтрака, как у нас. Действие начиналось так. Приносился черномазою, косматою Нанною, - в роде описанных в его отрывке "Рим", - ужасной величины медный чайник с кипяченою водою. Гоголь обыкновенно начинал ругать Нанну за то и за другое, почему приносит она поздно, почему не вычистила ручки, не отерла дна и проч., и проч. Та с криком оправдывалась, а он доказывал, с разными характеристическими пантомимами с обеих сторон. Целая драма! "Да полно! - заключал я обыкновенно: - Вода простынет!" Гоголь опомнивается, и начинаются наливанья, разливанья, смакованья, подчиванья и облизыванья. Ближе часа никогда нельзя было управиться с чаем. "Довольно, довольно, пора идти!" - "Погодите, погодите, успеем. Еще по чашечке, а вот эти дьяволенки, - отведайте, - какие вкусные! Просто - икра зернистая, конфекты!"

---

Турбин С.И. Страна изгнания и исчезнувшие люди. Сибирские очерки С. Турбина и Старожила [1872]
Уезжая из Москвы, я купил на дорогу чаю в магазине И. О. Корещенко в 3 р. Фунт. Взял я немного, рассчитывая, что в лес дров возить не следует. Московского чаю у меня хватило до Тюмени, где за чай, немного похуже, я заплатил 3 р. 50 коп. В Омске за чай похуже тюменского с меня взяли в лавке Терехова (первого омского торговца) 4 рубля. В Томске я ожидал цены уже в 5 руб., но ошибся. Чай как раз подходил к московскому и стоил всего одиннадцать с полтиною ассигнациями, т. е. 3 р. 28 к. сер. Всех этих чаев я сберег образчики и показывал их иркутским экспертам. Сколько я мог заметить, цветочный чай, с разными названиями, в Сибири не в употреблении. Все пьют черный и так называемый хунмы или красненький. Лянсины покупают только приезжие из России, да и то, пока не обживутся. Ничтожность требования заставляете купцов возвышать цены, и этим только можно объяснить, почему товар, провезенный через Сибирь, в Москве продается дешевле. Замечу еще, что превосходные московские сухари в томских лавках продаются дешевле, чем отвратительные у местных хлебников из Немцев (московские 25, a местные 30 к. фунт). Купленные мною в Москве у известного булочника Филиппова, так называемые сушки, доехали со мною до Иркутска, оставаясь такими же вкусными, какими были при покупке; эти сушки могу смело рекомендовать всем отправляющимся в дальнюю дорогу.

---

Источник: Художественный журнал с карикатурами «Шут», №50 [1892]
В балете «Щелкунчик» выходит на сцену чуть ли не целый колониальный магазин: чай, кофе, шоколад.
Это изображается нашими танцовщицами.
Для полноты магазина не хватает еще сахару!
Впрочем, при нынешней цене на сахар, это было бы непростительной расточительностью со стороны либреттиста.
Гаванские чиновницы тоскуют, что их «цикорий» позабыт балетмейстером.
Они безапелляционно шамкают:
- Что ты, батюшка!… Какой же кофий без цикории?!
В следующем балете советуем прибавить этот продукт.

---

Источник: Художественный журнал с карикатурами «Шут», №31 [1893]
           УТРОМ.
Светает, и радостно поле
Встречает сиянье зари…
Вставай, ненаглядная Леля,
Вставай и чайку завари!

Смеются «анютины глазки»,
Как будто желая сказать,
Что к чаю недурно-б колбаски
И масла, и сыра достать.

Щебечут воробушки с ветки,
Роняя росу на жасмин:
«Купите и розанов, детки,
И нам искрошите один!»

Но, Леля, козявка козявке,
Я слышу, уныло пищит,
Что будто бы лавочник в лавке
Нам больше не верит в кредит!…
                   Мрачный Штурман.

---

Сатирический журнал с карикатурами «ИСКРА» №20 [29 мая 1859]

ИСКОРКИ.
Рассказ о том, как Павел Петрович Астраханский пил чай у Наполеона III.
(Отрывок из воспоминаний губернского чиновника. Издал Белильский.)
 
Был в Застойске некто Павел Петрович Астраханский, столь наивно забавный и глупый, что не могу не сказать о нем несколько слов. Служил он, как-то прежде, в Петербурге помощником бухгалтера в одной из контор, успел каким-то образом жениться на очень порядочной девице, за которой взял даже именье, и выхлопотал себе место в Застойске. Приехав в Застойск, он начал жить en grand, рассказывал о своих дружественных отношениях с разными высокими особами в Петербурге и за границей, показывал опыты магнетизма, раздавал всем свои музыкальные произведения. Скоро он однако попал в неоплатные долги; общество узнало всю ограниченность его ума и его хвастовство; вследствие чего он сделался предметом всеобщих насмешек, жена его уехала в свое имение, и наш герой, гонимый со всех сторон судьбою, выхлопотал себе перемещение в другую губернию, и в один прекрасный вечер бежал секретно из Застойска, оставляя в удовлетворение своих кредиторов свои небывалые рассказы о дружбе с высокими особами. Эти рассказы так характеризуют этого человека, что мы не можем не передать одного из них нашим читателям.
«Иду я однажды в Париже, рассказывал знаменитый Астраханский, по Сен-Жерменскому фобуру, как вдруг, встречаю президента сената, графа Морни, и министра иностранных дел, графа Валевского.
- Здравствуйте, мосьё Астраханский, сказали мне графы.
- Мое почтение, ваше сиятельство. Вот время прекрасное, я вышел себе погулять, от - нечего - делать.
- Да, и мы тоже вышли проветриться немного. Пойдемте вместе.
- С удовольствием, отвечал я им на это.
«Вот и идем вместе; прошли несколько шагов, как нам на встречу император Наполеон.
- Куда это вы, messieurs, сказал Наполеон.
- Да гуляем, от - нечего делать, отвечаем.
- Да и я тоже гуляю себе, от - нечего делать, — пойдемте, вместе будет веселее!
«Вот мы и пошли, разговаривая о том, о другом. Наполеон —человек премилый; так в разговоре, мы и дошли незаметно до Тюльери. Наполеон тут остановился, да и говорить:
- Что ж, графы, пора уж и чай пить, зайдемте ко мне на чашку чаю.
- Покорно благодарим, отвечают графы, — мы бы с удовольствием, но мы не одни: мы в компании с Павлом Петровичем Астраханским, так мы не можем оставить его одного.
- За чем же дело стало, я надеюсь, что Павел Петрович Астраханский не откажется выпить со мной чашку чаю, сказал Наполеон.
- Покорнейше благодарю, говорю, только я не смею... я в сюртуке.
- Помилуйте, m-r Астраханский, что за церемонии между нами, я вас прошу быть без всякой церемоний со мною, - отвечал Наполеон.
«Вот мы и вошли во дворец; императрица Евгения выбегает нам на встречу, - такая красавица!
Вот император и рекомендует меня:
- Позволь тебе представить, Генечка, моего хорошего знакомого, Павла Петровича Астраханского.
«Я, конечно, лицом в грязь не ударил: расшаркнулся с шиком, да и завел разговор о том о сем. Вот мы и заговорились; да как и не заговориться с такой хорошенькой; главное-то - какая в ней игра природы: волоса чудные, белокурые - просто, золотые, а глаза черные как уголь; такие жгучие, что вот, кажется, сейчас так и сожгут. Ну, понятно, что мы с ней-то и заговорились.... Наполеону - то, кажется, и не понравилась наша интимная беседа. Была ли это ревность или просто ему захотелось чаю, — довольно того, что он говорит:
- Генечка, ты знаешь, что я в это время пью чай; что ж это не подают до сих пор самовара? прикажи-ка, подавать скорее.
«Принесли сейчас самовар, и Евгения сама нам разливала чай. Я выпил два стакана; чай - прелесть что такое! притом из таких ручек... Вот мне захотелось еще стаканчик, так я и положил ложечку на блюдечко, по русскому обычаю. Евгения-то не заметила этого, а может быть, прямо и не знала нашего обыкновения, — довольно того, что не дает мне больше чаю. Наполеон-то и смекнул, в чем дело и говорит ей:
- Генечка, что же ты не замечаешь, что Павел Петрович положил ложечку на блюдечко? - Это значить, что он еще хочет чаю.
«Вот она преприятно взглянула на меня, да и осчастливила еще третьим стаканчиком чаю.»

 

Журнал «Шут» №41 [1906]
У САМОВАРА
Купеческая семья Плюньдуневых наслаждается послеобеденным чайком.
Сам благодушествует, купая жирную физиономию в облаках пара, что клубится с огромного блюдца, которое он держит на четырех перстах.
- И как это только ты уцелел, Парфен Иванович и не взорвался от бомбий.
- И сам того понять не могу, иду этто я чинно- благородно, ну, думаю, в лесторан завтраком душу свою ублаготворю, как вдруг внизу огненный столб с земли и в воздух на манер Ильи Пророка карета понеслась под облака.
- Скажите, изумляется стоящая тут же странница Авдотьюшка, - это все, все как в писании при приходе Антихриста и при конце света случится – «и будут над землею носиться шары огненные и люди аки дьяволы будуть вопиять» прошептала она тоном отца протодиакона и смиренно опустив глаза потянулась за наливочкой.
- Н-да, вижу этто я, карета летит, ну, думаю, взорвали весь Петербург и все мы таперича летим нивесть куда.
- А на луну, папаша, в таком вид можно долететь? любопытствует дочь-подросток.
-Молчи, дай отцу досказать.
- Ну, карета этто летит, а за ей, равно андилы и арханделы жандармы на лошадях летят.
- И все по воздуху?
- Знамо так, коли взорвались, ну летели этто летели и сели.
- Қуда сели то?
-А на землю сели, ну сейчас это к ним анархисты, так говорят и так, мы вас взорвали и по тому случаю дозвольте на чаек, и не говоря худого слова - сейчас этто деньги все заграбастали и к мамзели на извозчика их сволокли.
- К мамзели, тьфу ты --прости Господи, такое дело и мамзели!
- Да ты не сумлевайся, мамзель то не какая-нибудь, чином выше бери - анархическая, ну та сейчас это ручкой им за это сделала, плезиру такую всем послала и тютю…
- Господи, Господи, завздыхала купчиха - что это нонеча за времена настали.
- Не сумлевайся, милая, запела странница, опрокинув еще рюмочку вишневочки, пришел по всем правилам конец света и нет нам ни пути, ни дороги.
- Новая богородица, мамочка, на Охте проявилась – заявила дочь.
- Знаю, знаю, милая, заговорила опять Авдотьюшка, знаю, шаромыжница она окаянная, дай говорит мне три рубля, я тебя за это со всеми святыми угодниками познакомлю, ну дала я ей свои кровные три рубля за такую благодать, а заместо то знакомства с угодниками познакомила она меня всего на всего со старшим дворником дома того, где живет.
- Подай, говорю я ей, мои деньги назад, нешто это святой, когда он дрова носит и мусор выгребает.
Это, гритъ, ничего не значит, потому он еще кандидат на должность святого архандила Гавриила святителя.
- И-шь ты и среди святых тоже своя очередь есть - удивилась купчиха.
- Дура, рассердился купец, среди каких святых то, чай токмо охтенских, а среди небесных - хошь ты што хошь, а коли один на тебе чин есть, - другого ни в жизть тебе не дождаться.
- Так, так, это как у нас среди чиновиков, которые ежели без протекции, хоть ты как там себе хошь, а дальше регистратора тебе не идтить.
- Это допреж того было, a таперь всех в уравнение воспроизвели.
- Ой, што ты - неужто всех енаралами сделали.
- Не ениралами, а вопче, кто хошь может таперича из себя равенство свое выпустить и до всяких чинов без дворянского положения равно со всеми добиться.
- Так што таперича никакого антиреса нет, чтобы дворянином быть и куплять их для дочерей никакого рассчета нет.
- Какой уж тут антирес, когда каждого дворового пса дворянином зовутъ.
- Одначе, какое же себе ограждение сделать, чтобы при преставлении и конце света живым остаться.
- Одно токмо ограждение и есть -- это все свои капиталы всякие - в богоугодности отдать и тем жизнь райскую себе уготовить - запела странница.
- Слышь Иванович!
- Слышу, слышу, а пакедова што, все ж таки в лавку надоть идтить и барыши считать.
- О-ох - пред светопредставлением не очень то ты, Иваныч, на эфти самые барыши налегай.
- Не, где уж, и так в кофий всякой дряни, в виду грешности, сыпать запретил, а в варенье для скусу и для видимости стеариновых свечей заместо пуда всего на всего кладем четвериков пять, много шесть, успокоил купец и грузно поплелся к выходу, а женщины грузно завздыхали ему вслед.
Кимоно.